Фунт лиха: что будет с экономикой Великобритании

Глупо считать, что европейцы и англичане не смогут договориться о предельно мирном расставании – не будет ни запретительных торговых тарифов, ни резкого ограничения миграции, ни усложненных правил трансграничных инвестиций.

Референдум в Великобритании потряс финансовые рынки и стал полной неожиданностью для привыкших учить своих клиентов биржевых и фондовых аналитиков (считая себя очень умными и ориентируясь на мнения себе подобных, они не могли поверить в настроения простых избирателей). Сейчас остается вспоминать о том, что своих максимальных значений за текущий год ($1,498/₤1) британская валюта достигла уже после того, как участки для голосования закрылись.

Первые результаты Brexit’a известны. Фунт стерлингов просел на 12,1%, до $1,318/₤1, фондовый индекс FTSE-100 потерял более 6,5%, падая в максимуме до 5926 пунктов, акции ряда британских банков подешевели почти на треть. В мировом масштабе, как подсчитали финансовые аналитики, Brexit обошелся инвесторам в $2,4 трлн. (2,6% глобального валового продукта).

Но это первые следствия. Куда важнее понять, что будет дальше – и здесь в очередной раз, мне кажется, консультанты и прочие провидцы не дадут людям жить спокойно. Уже начали появляться публикации о том, что инвесторам нужно «сливать» активы в развитых странах и бежать в российские, южноафриканские и бразильские бумаги – в общем, в страны, где коррупции никогда не было, а валютные и фондовые рынки исключительно стабильны. Между тем, на мой взгляд, самое страшное, что могло случиться на рынках развитых экономик, уже произошло, и паниковать больше не стóит.

Первые дни после Brexit’a не внушают, на мой взгляд, опасений о предстоящих новых катастрофах. Британия находится в определенном смятении – и, несмотря на то, что в случае проведения нового референдума результаты прежнего, скорее всего, повторились бы, элиты серьезно озабочены. Перспективы выхода Шотландии и Северной Ирландии из Соединенного Королевства не столь уж призрачны, а если голосовавшие против Европы британцы и выступали за перемены, то уж точно не за такие. Одно дело – восстановить суверенитет своей страны, а другое дело – остаться с суверенитетом, зато без государства.

Поэтому, мне кажется, что даже несмотря на призывы европейских политиков «сделать все по-быстрому» и не мешать им углублять континентальную интеграцию, заявки о выходе в ближайшие дни англичанами подано не будет.

Референдум все же не имел обязательной силы, и решение остается за парламентом. Если в стране пройдут досрочные выборы, на которые все партии выйдут с новыми лидерами, а «недовольные» регионы выступят еще более определенно, вопрос может «сняться» сам собой. В этой ситуации восстановление рынков не слишком затянется.

Однако даже если ничего подобного не случится, ситуацию не стоит считать катастрофической. Хотя S&P понизил кредитный рейтинг Великобритании на две ступени, такое решение снизило, а не повысило, доходности по британским бондам: 10-летние бумаги приносили во вторник 0,94% годовых. Глупо считать, что европейцы и англичане не смогут договориться о предельно мирном расставании – не будет ни запретительных торговых тарифов, ни резкого ограничения миграции, ни усложненных правил трансграничных инвестиций. Некоторые моменты сработают даже «в плюс»: Соединенное Королевство по итогам 2015 года экспортировало в ЕС товаров и услуг лишь на ₤99,9 млрд, а импортировало – на ₤185,9 млрд, в 1,9 раза больше. Если низкий курс фунта поспособствует снижению такого отрицательного сальдо хотя бы вдвое, это даст прирост в 2,2-2,3% ВВП. При сохранении своего законодательства, но с более дешевой валютой, Британия вовсе не обязательно проиграет в конкурентоспособности – особенно в эпоху нулевых процентных ставок.

Наконец, самым очевидным является то, что в случае прекращения поступления негативных новостей рынки в последние годы восстанавливаются в целом достаточно быстро. После самого масштабного недавнего краха 2008 года американскому фондовому рынку было достаточно 1,5 лет, чтобы отыграть ¾ своих потерь (в 1960-е для этого ему потребовалось 8 лет).

«Кризис» на валютном рынке также не совсем тянет на такое название – в середине 1970-х фунт падал на 31%, а после выхода Великобритании из европейской «змейки» в 1992 году – на 24%.

Следует также заметить, что на протяжении последних 70 лет корреляция между падениями на фондовых и валютных рынках и реальными спадами экономической активности становится все менее заметной. Поэтому далеко не очевидно, что недавние колебания жестко срезонируют на состоянии реального сектора. Не слишком «страшными» для инвесторов в Великобританию могут оказаться и обещания повысить налоги как неизбежное последствие выхода из ЕС: почти 60% компаний, чьи акции котируются на лондонских биржах, зарегистрированы в британских низконалоговых юрисдикциях, и это не нанесет им прямого ущерба.

Наконец, оценивая итоги «переструктурирования» экономической карты Европы, стоит принимать во внимание особенности финансового порядка, сложившегося в последние годы. В нынешней ситуации – и тут я согласен с мнением Скотта Самнера из Университета Джорджа Мэйсона – последствия Brexit’a будут всецело определяться действиями центральных банков, а они пока подтверждают, что сохранят необходимое предложение ликвидности для банков и финансовых корпораций.

На мой взгляд, это действительно наиболее существенное обстоятельство в нынешних условиях и важнейшее основание для того, чтобы не следовать скоропалительным советам и не переводить свои средства из Лондона в Москву, из Франкфурта в Йоханнесбург, а из Нью-Йорка – в Сан-Паулу.

Скорее, напротив, сейчас хорошее время для входа в британские и европейские активы – существенно дешеветь в ближайшем будущем они, скорее всего, не будут.

Как мы все видели, финансовый кризис становится мощным только тогда, когда он является долговым кризисом. Простой обвал на фондовых рынках (как в 2000 году, когда он достигал 50%) или колебания валютных курсов (евро менял свою стоимость в долларах от $0,826/Є1 до $1,597/Є1 в течение шести лет) не провоцируют масштабного хозяйственного спада – триггером его может выступить лишь «схлопывание» долговых пирамид. Это, в свою очередь, с наибольшей вероятностью произойдет там, где заемщики (включая также и правительства) кредитуются не в своей национальной валюте, а в валютах зарубежных государств. Именно в том случае, если имеет место такая закредитованность, финансовые потрясения могут спровоцировать кризис, которому национальному банку нечего будет противопоставить (как в случаях с Россией в 1998 году, с Аргентиной в 2001-м, и, как говорится, «далее – везде»). В случае с Британией (как и с ЕС) мы все же имеем дело со странами, правительства, банки и корпорации которых занимали в собственной валюте – и это позволяет смотреть в будущее с оптимизмом.

Конечно, Brexit не добавил радости большинству столкнувшимся с его последствиями (за исключением тех немногих, кто уже десятилетиями зарабатывает на обвалах фунта) – однако не стоит воспринимать его как свидельство «заката Запада». И уж тем более – как толчок к новому «восхождению» BRICS. Общее в этих аббревиатурах – лишь первая буква. Не более…

Иллюстрация к статье: Яндекс.Картинки
Самые оперативные новости экономики в нашей группе на Одноклассниках

Читайте также